Вы прочитали название и подумали, что это статья о какой-то болезни? Возможно, но она не из области медицины. Уважаемые коллеги, педагоги, работники детских домов, интернатов, приютов, я обращаюсь ко всем, от кого зависят судьбы ребят, за которых некому заступиться, кто одной своей росписью в документе решает — жить ли или угаснуть душе детской. Cиндром »СС« знаком практически каждому из вас. И, если вы — человек не равнодушный, вы вспомните глаза ребёнка, который покидает Дом, заменивший ему семью, Дом, ставший родным, и вдруг, предавший его так же, как и его родная семья.

Детские дома и интернаты не стоят в стороне от жизни. Они, как и весь наш современный мир, страдают от болезней. Но, в силу своей специфики специфичны и их недуги. Один из множества этих недугов мы рассмотрим ниже. Проблема эта не просто назрела, она переполнена детской болью, детским отчаянием, детской незащищенностью и взывает к скорейшему принятию мер вот уже несколько десятилетий.

Синдром СС — синдром Списания Сирот. Как видите, речь идет не о фашисткой Германии, но общее у этих двух явлений человеческой жестокости есть — это властвующее в сердцах исполнителей желание найти и уничтожить. Найти у детдомовца-сироты дефект, отличие от стандарта, несхожесть с общей массой и списать его в психиатрический диспансер, в больницу, в спец-интернат. Почему? За что? Потому что с ним сложнее, с ним нужно думать, а не тупо командовать: направо, налево, вперед, назад.

Со времени выхода из печати книги-исследования »Пути Отчаяния« ошибочная диагностика и неправильное лечение детей-сирот в СССР« под редакцией Баронессы Кэролайн Кокс прошло ровно 10 лет. Что изменилось? По сути ничего. Как списывали неугодных сирот 30, 20, 10 лет назад, продолжают это делать и сейчас.

Только процесс этот стал более локальным. Решение принимают сначала на уровне воспитателя, учителя, потом директора сиротского учреждения, и окончательный вердикт выносит психиатр местной детской больницы.

Предвижу вполне понятное возмущение тех, кто причастен к этим действиям. Но об одном лишь желаю, чтобы прежде слов и дел сострадание пришло первым. Творя зло, прежде деградируют души взрослых, совершающих его, какими бы аргументами и »моральными« принципами они не прикрывались.

Чтобы разобраться в том, что же происходит, постараюсь описать подробно картину »падения« ребёнка при поражении его синдромом »СС«, характерном для многих сиротских учреждений.

Ребёнок в определённый момент своего пребывания в детском доме, привыкнув к обстановке, к окружению, восприняв свой новый дом, как должное, начинает проявлять свое »Я«, нередко, выделяясь при этом из окружающей массы детей. Увы, наследие советской эпохи с ее уравниловкой еще живет в людях, в сознании многих проявление индивидуализма вызывает ненависть. Некоторых педагогов, попавших в детский дом не по призванию, а по причине не сложившейся жизни, живая детская душа раздражает. Возникает и растет день ото дня противостояние. Непокорных или просто »других« долго не терпят, администрация принимает решение об изгнании такого ребенка, о перемещении его в другое учреждение.

Но как это сделать, как избавиться от неугодного ребенка? Если его перевести в такой же обычный детский дом, а он там задержится, приживётся, то не будет ли это означать, что предыдущий детдом просто не справился со »смутьяном« Значит, не на должном уровне в нем воспитательная работа. Но ведь это удар по администрации, по её авторитету. Поэтому, практически всегда ребёнка пытаются »опустить« в учреждение иного профиля, на ступень ниже. Для такого шага необходимо заручиться поддержкой соответствующих служб, чтобы снять ответственность с администрации, с директора сиротского заведения. Ребёнка вначале показывают местному психиатру или невропатологу (квалифицированный детский психиатр — дефицит даже для районного центра). Данный специалист практически всегда идёт навстречу »педагогам«, замученным сиротой — »тираном«.

Иногда это подается так, что ребенку желают добра и хотят всесторонне обследовать его травмированную психику, чтобы вовремя оказать необходимую помощь. А далее... Маленького пациента заключают месяца на 2—3, иногда и на больший срок в один из областных психиатрических диспансеров или в психиатрическую больницу. Практически любой детдомовец знает, что это такое, даже если ни разу там не был. И вновь, большую помощь в таком »ликбезе« оказывают администрация и »педагоги« сиротских учреждений. Чтобы не показаться голословным, приведу некоторые факты, проверить которые не составит большого труда.

Июль 2001г. Егорьевский Дом детства »отдыхает« в детском оздоровительном лагере »Берёзка«. Несносная жара, 30—35 градусов, палата на 20 человек. Все окна забиты, и открывать их запрещено. Тихий час длится три часа — в туалет ходить запрещено. Да он и не работает около недели (рассчитанный более чем на сотню детей и взрослых). С нарушителями дисциплины начальница лагеря борется решительно, без устали, заламывает руки ребенка за спину, раздевает и в постель...

По территории шатаются местные подвыпившие отдыхающие, выгоняют детей со спортивных площадок. Милиция, по признанию директора, посещает лагерь раз в неделю.
9 июля 2001г. В лагерь приезжает завуч детского дома. Поистине событие подобное приезду, как минимум, министра или члена Правительства. Детей поднимают с тихого часа, выстраивают на линейку. Завуч: »Так, что, вольной жизни захотелось?! Выйди из строя! Кто ещё, чем не доволен? У нас есть путёвки в Рузу, на »8-ое Марта«. У кого есть желание? Ну! Может у тебя?..«

Повелительный голос, грозный взгляд. — »Первую неделю никаких праздников, а потом Я приеду..., посмотрим, кому здесь не нравится«. Детский взгляд потух. А всё их желание сказать правду потонуло в страхе перед перспективой оказаться в психбольнице. Но предоставим слово самим детям, которые уже не раз, в качестве наказания за свои »проступки« оказывались в психбольницах.

Андрей Поляков, ученик Софинской школы-интерната:

»В конце 2000 года я был отправлен за побег в Московскую областную психиатрическую больницу, пробыл там до марта 2001 года. За разные нарушения, за курение, за драку, за побеги, нам делали уколы. А если конфликтуешь с персоналом, могут положить на вязки. Раздевают до трусов, кладут на голую сетку и привязывают к кровати. Старшие ребята помогают это делать. Я знаю, что в псих.диспансере на ул. 8-го Марта в Москве не лучше. За детдомовских некому заступиться, поэтому нас больше в этих больницах, чем домашних детей. Ребята из Вышгородской школы-интерната, из Волоколамской, из Егорьевской школы-интерната, из Орехово-Зуевского детского дома, из других мест. Я не хочу, чтобы кого-то из взрослых наказывали за то, что делают с нами, пусть это будет на их совести, и пусть их Бог простит, но нам хочется, чтобы с нами обращались, как с нормальными людьми 24.03.2001г.«

И еще одно, немногим более позднее, откровение Андрея Полякова:

»Прошло почти полгода после моего первого письма. В психушке я успел за это время побывать еще раз (это было уже четвертое посещение). Кроме меня и Самбурского, который был со мной в прошлый раз, из интерната отправили в Рузскую психбольницу еще 8 ребят. Как нам объяснили зам.директора Татьяна Владимировна и Татьяна Юзусовна, это нам за наши побеги наказание. Невозможно выносить, когда тебя за малейшие провинности и побеги отправляют в психушку, ведь побеги оттого случаются, что в интернатах и в детдомах старшие бьют младших. Обидно, когда летом вместо отдыха в лагере, ты в психушке...06.08.2001г.«

Ваня Михайлов, брат Максима Михайлова, Жуковская школа-интернат.

»В 2000 году, в январе, когда мы вернулись из лагеря »Сатурн«, моего брата Максима отправили в психиатрический диспансер. До этого у него были плохие отношения с Лидией Ивановной (воспитательница нашей группы).

Вова Зиньков, ученик Уваровской школы-интерната для умственно-отсталых детей.

»Когда меня из Жуковской школы-интерната перевели в Уваровскую, я вскоре сбежал оттуда, потому что скучал по своей родной сестре, которая не знала, где я. Но до сестры я не доехал, попал в приемник-распределитель, а оттуда меня привезли обратно в интернат. Мне сделали несколько уколов. Это было наказание, чтобы мы не сбегали. У меня стало сводить язык, и я не мог идти даже в туалет, так как отказали ноги, я их не чувствовал и упал. Меня от этих уколов всего карежило.

Там так всегда делают с теми, кто сбегает. Но в Уварово все же лучше, чем в Жуковской школе-интернате. Я там учусь лучше всех, кормят лучше и больше. И наказывают там меньше. Там есть у нас свои животные. Старшая воспитательница добрее, чем Раиса Алексеевна. Порядка больше, хотя наказывают там идиотов строже — ставят на колени. Но в Уваровской школе-инт. у ребят есть много своих личных вещей (магнитофоны, центры, велосипеды, видаки...), а в Жуковской школе-инт. нам иметь свои вещи не разрешали, Раиса Алексеевна говорила, что ничего личного, своего у нас быть не должно. Я хочу, чтобы ребятам в интернатах жилось лучше, чтобы плохих и нечестных людей среди воспитателей не было, а наказывать их не надо, они сами себя наказали.05.02.2001г.«

В большинстве случаев диагноз, установленный ребенку в психиатрической лечебнице не является основанием для перевода его в специализированный интернат, он вновь возвращается в свой детский дом или в интернат, откуда его неудачно попытались спихнуть. Но на следующий год бедолагу вновь посылают в псих.лечебницу. Нетрудно догадаться, что дети, неоднократно прошедшие такие »университеты«, отстают в учебе от своих сверстников с каждым таким посещением всё больше и больше. А по нормативам оставлять на второй год обучения можно не более 3-х раз. Понятно, что после ежегодных трёхмесячных пропусков школы ребёнок автоматически подпадает под определённую категорию отстающих. Он уже на вполне законном основании списывается в интернаты для детей-сирот с задержкой психического развития (ЗПР). Это уже поле деятельности МПК (медико-педагогических комиссий). Подробнее об этом мы еще скажем.

Попав в интернат для детей с ЗПР, ребенок попросту деградируют, снижается его интеллект. Хотя за последнее время основы теории Дарвина пошатнулись, но влияние среды на развитие личности ребёнка пока никто не отменял.

Итак, следующий этап падения в пропасть, куда безжалостно толкают ребенка, — это интернат для умственно-отсталых детей-сирот.

Дети, находящиеся в стенах такого учреждения повидали всякое за свою короткую, но насыщенную отрицательными событиями жизнь. Им не в диковинку грубые слова и пинки взрослых, предательство тех, кому они верили. Кажется, им уже нечего бояться, но это не так. Есть нечто, что вызывает у них ужас и одно упоминание о нём заставляет самого непокорного забиваться в самый дальний угол группы, коридора, подвала.

»СОБЕС«(сейчас "СОЦЗАЩИТА") — последняя ступень падения, дно той ямы, попав в которую ребёнок-детдомовец уже самостоятельно выбраться вряд ли сможет. Да и помочь ему некому. А жизнь в стенах интерната, относящегося к Комитету cоциальной защиты населения, — это просто физическое существование, не более.

Порой поражаешься, сколько же тратится усилий, сколько проявляют изобретательности некоторые работники сиротских учреждений для того, чтобы жизнь детей стала совершенно невыносимой, чтобы у них не было нормального будущего, чтобы, проявив свою власть, списать неугодных и неудобных воспитанников. Эти дети, сироты, итак обделены судьбой. В чем виноваты они? Что родились не в тех семьях, не у тех родителей? Мир полон жестокости, зла, насилия. Если только это будет обрушиваться на головы несчастных сирот, какое будущее ждет всех нас?

Жуковская школа-интернат, 1996 год. В дополнительно созданную сиротскую группу принято 15 детей — лишняя головная боль для администрации этого учреждения.

Параллельно с увольнением ряда педагогов, кому судьба ребят была небезразлична, администрация в лице социального педагога, она же старший воспитатель, принялась и за самих детей. Скажу сразу о результатах этой войны. Из 15 детей группы до сегодняшнего дня дожили в интернате лишь трое. Эту бы энергию да на другие цели. Вот несколько живых примеров.

Королёв Алексей. 8 лет.
Сразу же его объявили невменяемым в интернате и на все лето отправили в психиатрический областной диспансер (Москва, ул. «8-го Марта«). Медицина признала ребенка здоровым психически, однако назад в интернат его забирать отказывались. »Да ладно, оставляйте до сентября, раз девать некуда. У нас таких, детдомовских, полно. Только забрать не забудьте. А то привозят на два месяца и по полгода потом не забирают«, — разоткровенничалась зав.отделением. А в сентябре ребёнка уже определили в психиатрическую больницу №5 (в Абрамцево).

Это был приговор, но воспитатель группы, на свой страх и риск, в промежутке между психлечебницами свозил Лёху в центр по усыновлению. Конечно, за это он потом получил нагоняй от администрации, потому что посмел самостоятельно действовать... «Да кто такого возьмёт, — твердили они, — мальчику отчим выбил глаз бутылкой, ему место только в психбольнице« И тому подобное. Через 5 дней нашлись те, кто и до сих пор являются ему родителями, они же оплатили и лечение ребенка по поводу его инвалидности.

Богданов Саша — 9 лет
Может, опасение вызывало то, что ребёнок учился слишком слабо, или его внешний вид, неопрятный, растрёпанный, внушал администрации какие-то подозрения? Вывод один — избавиться от подозрительного ребенка. Но как, интересно, должен выглядеть ребёнок, лишенный родительского попечения, перенесший стресс? На протяжении почти двух лет от воспитателя пытались добиться нужной характеристики на ребенка. Не получилось, тогда придумали другой способ избавиться от воспитанника.

Социальный педагог, призванная стоять на защите прав и интересов ребёнка, привезла его в квартиру с вырванным замком в двери, с ободранными обоями на стенах, без воды, без мебели, где вместо кровати на полу валялась куча грязных тряпок. Сюда являлась иногда совершенно опустившаяся женщина, мать Саши, почему-то не лишенная родительских прав. Через некоторое время её убили. Но »педагог« интерната продолжала свое дело, она не поленилась сделать приличный крюк, чтобы зайти к директору школы, в которой предстояло учиться Саше, и заявила: »Ребёнок больной и необучаемый, не берите его...« Не буду описывать, какие комиссии и обследования пришлось пережить мальчику, из-за этого ещё и пропустившему месяц учебы. Прошёл год, ребёнка взяла под опеку его 18-летняя тётя. Саша стал одним из лучших учеников класса... Об умственной отсталости и задержке психического развития нет и речи.

Этим двум ребятам попросту повезло, но, увы, такое везенье является редким исключением. Следующие истории — трагическая закономерность сиротской жизни, если ты не вписался в пресловутый стандарт детдомовца.

Зиньков Владимир — 9 лет
Мальчик попал в школу-интернат в 6-лет. В этом же возрасте его посадили за парту с 7—8-летними. Не потянул и остался на второй год. В стране, к сожалению, не много сиротских заведений, где за каждого ребёнка взрослые готовы горой стоять. О некоторых из них было рассказано в предыдущем номере журнала.

Жуковская школа-интернат одна из самых типичных, таких большинство. Бороться за благополучие какого-то сироты — Вовы?.. Помилуйте! Оставшись трижды на второй год, ребёнок, минуя все предыдущие ступени, был сброшен на последнюю — попал в Уваровскую школу-интернат для глубоко умственно отсталых детей. Конечно же, ни о каком общем образовании там и речи идти не может. Да и принадлежат такие интернаты Минздраву РФ. Отвозили его туда, даже не сказав ему, куда везут.

Первые два-три года работники Уваровского интерната, за исключением администрации, были уверены, что мальчик попал к ним по ошибке. »Это не наш контингент, посмотрите, у нас тут имбецилы, а Володя просто педагогически запущенный ребенок«. Но верна пословица: »С кем поведешься, от того и наберешься«. Вовка уже не тот, с каждым днем нахождения в таком интернате он деградирует.

Из этого примера видно, как легко можно уничтожить ребёнка. Что движет людьми, причастными к подобному злу? Злоба на весь белый свет, ненависть ко всему неординарному, уверенность в своей правоте и безнаказанности? Все вместе. Да только понять, откуда произрастают корни зла можно, а вот детям от этого не станет лучше, если их по-прежнему будут окружать безразличные, а чаще злобные люди, жаждущие расправы с непокорными. Про таких людей 11-летний Вовка написав: »Наказывать их не надо — они сами себя наказали«. Поистине, на какую духовную высоту поднялась душа »умственно отсталого« ребёнка, и насколько низко пала душа высокоинтеллектуального взрослого, имеющего два высших образования, столкнувшего в пропасть беззащитного 9-летнего мальчишку.

Михайлов Максим — 13 лет
В школу-интернат попал в 9 лет. Уж кого-кого, а Макса назвать дебилом язык не поворачивается. Великолепно разбирается в технике. Со второго класса может починить практически любой электроприбор. Сломался телевизор, импортная магнитола, видеомагнитофон, каждый в интернате знает, Максим решит проблему.

Чтобы разобраться в работе компьютера, читает соответствующие книги институтского уровня. Поставить на ход мопед или мотоцикл самой замысловатой конструкции, и в этом деле Максиму нет равных. Но со школьной учёбой — проблемы, хотя, у какого детдомовца их нет? А вот кто помог ему в их решении?

Ответ очевиден — никто. А еще характер у Макса слишком правдолюбивый и бескомпромиссный. Да новая воспитательница, »ушедшая« из соседнего детского дома, как говорили, за рукоприкладство и принятая на работу в интернат, скоро поняла, от кого можно ждать проблем, и быстренько накатала на непокорного парня необходимые для его изгнания характеристики. Дело сделано, и вот 13-ти летнего Макса везут прямиком в уже известный нам псих.диспансер на улице »8-го Марта«, ему сказав, что на медкомиссию в военкомат.

Я вновь обращаюсь к педагогам, к работникам сиротских учреждений, к тем, кто не до конца ослеп, кто не деградировал от обыденности зла, творимого над детьми в интернатах или в детских домах. Не надо говорить о политике государства в отношении сиротства, когда рядом с тобой стоит реальный ребенок. Воспитатель, психолог, социальный работник, директор, учитель! Политику государства ты вряд ли сможешь изменить, а вот повлиять на судьбу ребёнка, на его душу ты в силах.

Дети более чутко чувствуют лицемерие, ложь, недоброе к ним отношение, и тогда душа их закрыта. Но стоит снять с глаз шоры безразличия, застилающие мир добра, вспомнив о своем человеческом долге, о долге христианском, как в вас проснется желание делать это добро, и дети почувствуют эту перемену и с радостью откроются вам навстречу. Нам с вами, коллеги, дана величайшая профессия творить будущее, взращивая детей, да каких, претерпевших ужасы и бесчинства нашей жизни, лишенных родительской ласки и заботы, родного дома. Может быть, они хуже других, потому приняли страдания с малолетства? Уверен, что нет. Но если у вас нет этой уверенности, скажу одно — »не суди, и не судим будешь«! Наш долг — помогать им, детям. Так просто и так сложно!

О масштабах списания детей-сирот говорит все возрастающее количество детских домов и интернатов для детей с различными дефектами и отклонениями. Их на порядок больше, чем простых массовых детдомов. И лидирующую позицию занимают среди них, как раз, интернаты для детей с задержкой психического развития, для детей умственно-отсталых. Кто-то скажет, что это еще один показатель деградации общества в целом. Но всегда ли эти дети такие, какими их хотят считать ленивые педагоги, не желающие тратить свое время, душевные силы на неординарных, не вписывающихся в общий стандарт, детей? Почему никто не хочет увидеть в ребенке личность, имеющую, возможно, в себе нераскрытые таланты. Проще списать в психбольницу, чем постараться подобрать »ключик« к душе ребенка, настрадавшегося, много пережившего. Конечно, душевные раны требуют исцеления, но не методами психбольниц, а любовью окружающих ребенка людей, которым он доверяет, и которые так часто его предают. Вот они первые уроки зла! Как говорится, что посеешь, то и пожнешь! И все же дети великодушнее взрослых, они не жаждут расправы над своими притеснителями и обидчиками. Если взрослый человек осознанно причиняет зло ребенку, записывая его в разряд неполноценных, тем самым, загоняя его в будущую примитивную жизнь, в недоразвитие, кто из них душевнобольной? Вот вопрос-тест, который надо решить тетям и дядям из медико-педагогических комиссий, выписывающих детям »белый билет«. А что это такое, эти комиссии?

В их состав, как правило, входит психиатр, педагог, логопед, иногда еще и психолог. Роль педагога в этом совете часто исполняет тот, кто сам и привез ребенка на комиссию и кто заинтересован в его списании. Этот »педагог« предварительно проводит подготовку к комиссии. Подбирает неряшливые тетради, иногда даже другого ребенка. Подлоги практически никогда не раскрываются.

Представляется комиссии дело, заведенное на ребенка, в котором скрупулезно собраны все его провинности. Вопрос решается быстро, никто не вникает в причины того или иного поступка ребенка. Поставлен диагноз, а это все равно, что вынесен приговор о зачислении ребенка-сироты в разряд второсортных. Диагноз, однажды поставленный МПК снять практически невозможно. Для этого нужны усилия других педагогов, имеющих противоположный заряд в своей душе по отношению к детям-сиротам, не зла, а добра. И они есть. Удельновский вспомогательный детский дом Раменского района Московской области. Здесь не занимаются сортировкой сложных и проблемных детей, здесь работают с каждым ребенком, поднимая его до возможного уровня развития, реабилитируя сирот, списанных массовыми детскими домами и интернатами. И когда очередному воспитаннику снимается диагноз, поставленный МПК, в педагогическом коллективе праздник, ведь это еще одно подтверждение того, что старания педагогов не пропали даром, а значит, спасена еще одна детская душа. Ради этого стоит работать, ради этого стоит бороться с равнодушием и безразличием, ставшими приметами нашего времени.

Материал взят отсюда:   Ссылка на сайт